Плещется розовый слон на закате,
Как плещется рак в его тонкой кишке,
Неважно кто сделал резьбу в автомате,
Важно патроны считать при стрельбе.

Увидел незрячий весь мир на обложке,
Подумал незрячий и вышел в окно,
Неважно где спрятался ты при бомбежке,
А важно чье тело с тобой холодно.

Делает доктор разрез на животном,
Поздно заметил в животном фугас,
Неважно кто кашлянул в ритме пехотном,
Важно кто первый почувствует газ.

Важно, неважно-слова бутираты,
Для тех кто живой, слова-чепуха,
Неважно кто делает стих из гранаты,
Важно чьи будут читать потроха.

Солнце нам нужно только днем,
Зачем ночью на небо опухоль желтая?
Мой рассказ пойдет как раз о том,
Как нам наскучила эта комната спертая.

Не так я представлял себе свободу слова,
Почему мой мат и прочие речи,
Могут навредить состоянию больного?
Я ведь говорю набор букв, как и наши предтечи.

Почему если я здоровый и сытый,
Могу позволить есть хлеб с маслом при нищих,
В комнате полон вопрос, "как не стыдно" избитый,
Когда лобстеров жрут казнокрады в Мытищах?

Почему так противно вдыхают табак мой,
Ведь сами, три раза не умытые, прекратить заставят?
Если льются с них слухи и прочий помой,
Так и они меня этим в свою очередь травят.

Эта комната, со всеми полами и народами мира,
Заставляет снова лезть из бутылки в петлю,
Лишь когда заплачет о доме очередной боевик из ИГИЛА,
Только тогда все увидят в комнате смерть человечью.

Помехи и крики из лобной кости,
Два прожектора слепят пространство,
Несложно себе в черепушку войти,
Я вошел учинить протестантство.

Концлагерь из крови, лимфы и тканей,
Неспеша подыхает с годами,
С гноем урина и почечный камень,
Шелестят к концу дня тополями.

Опухоль в форме СС радикально,
Через боль вас отправит в гиену,
Можно принять пару грамм энтерально,
А можно с разбега убиться об стену.

Синдром Паркинсона, Склероз и Альцгеймер,
Задорно насилует мозг с ЦНС,
В старости, твой экспонат не музейный,
Расскажет что лучше утех, анурез.

А сердце, с тромбозом и мылом на стуле,
Захочет в конвульсиях биться в аорте,
За слоем тушенки, сосуды на блюде,
Сгниют для тебя, как малыш при аборте.

Я сам разрушаюсь в оттенке бордо,
Пишу как считаю, про быдло и счастье.
А ты прожигай седину в домино,
Пока сифилис жрёт твой катетер в запястье.

Скажите мне, а вам хоть раз приснилось,
Как подпирая ухо мясистою рукой,
Во сне дневном, тело опять уснуть решилось?
Ах нет, ведь вы в хороших с головой.

А вы хоть раз, шагая по бульвару,
Кричали песню, так засевшую в уме?
Да нет конечно, на кого я полагаю,
Прослыть придурком, утонувшему в стыде?

А я пейзаж Московского дур-дома,
Могу понять огонь, одним прикосновением,
Могу на полке биться вместо метронома,
И как торчок, убиться вашим мнением,

Но не жалейте вы умом неполноценных,
Я вас прохожих, могу жизни научить,
Мала цена поступков патогенных,
Но не поверите, как просто с этим жить!

Вам нужно по утрам, с крыши трамвая,
Забыть про этот черно-белый мир,
Как стал больным умом, стихи читая,
Так море красок для себя открыл.

Кто тут вишенка на торте, а кто морепродукт?
Тут кто-то слишком много говорит для инвалида,
Конечно в перспективе и конечно про тот фрукт,
Который воняет на пол квартиры, как лжеФемида.

Не слышно боли, когда ломается грудная клетка,
Напротив, слышны показания, отличные от суда,
Все мы знаем с какой начинкой эта конфетка,
Конечно с вишней, она же красная, как и всегда.

По Брайлю чувствую удары молоточка из дерева,
Для нас они, как молот чьих-то идеалов в Сирии,
Пускай система правых и виновных слегка невежлива,
Но ведь нам не чай с ней пить, а говорить о насилии.

Так, однажды, оступившись в месте и времени,
Заметил процесс противоправного действия с его стороны,
Покончить страдания насильника без сторон и прения,
Такое добро в первозданной форме опьяняет умы.

И когда уже в своем процессе злостного деяния,
Ты слышишь тонкий хрип и продукт дефекации,
То становишься довольным собой и страной, которой не принес покаяния,
Ты как и прежде злодей книжного права, в мясной утилизации.

Вы все противные, сюда с утра пришедшие,
А вы что думали, быть может сапоги вам полизать?
И сразу видно мне, что ваши девушки нездешние,
Довольно много кожи те привыкли закрывать.

А сразу видно прогоревшего на акциях банкира,
Во мраке столик в зале, с одуревшими спиртами,
Или вон тот с балкончика, своим лицом задавит как мортира,
И будет в правоте меня бранить свинячьими глазами.

Не нужно хмурить брови и ворчать про меня нежности,
Пришли то вы ко мне, а я вас собственно не звал,
Торговцы спайса, порнографии и юной внешности,
Такой вот в вечер поэтический собрался зал,

Ну раз пришли давайте, начинайте мусорить деньгами,
Имейте уважение коллег с расположением дам.
Но я не стану проституткой кривляться перед вами.
Я просто на просто для вас стихи и музыку продам.